глава первая
панси паркинсон/забини
«я, наверное, никогда не смогу простить себя за этот поступок. я, наверное, никогда не прекращу благодарить мерлина, за то, что это все же случилось. я, наверное, уже никогда не смогу разобраться в своей жизни и четко решить, что же лучше.»
____________________________
боль. кажется, она зажила отдельной жизнью в моем теле, пустила корни глубоко в душу, устроилась на развалинах органов и замурлыкала ручным довольным котенком. она разрывала меня с такой силой, что теперь я ее не ощущаю. стало естественным, даже правильным, при каждом шаге чувствовать резкие уколы, словно острой спицей промеж ребер, и если несколько секунд их нет, я начинаю беспокоиться. все довольно комично. после падения темного лорда мы все должны были вздохнуть спокойно, мы все должны были ощутить радость свободы, быть прощенными за старые грехи, помутнения рассудка и немного спорных принципов. всего лишь дети, что с нас можно было взять, так считал магический мир, и никто его не хотел в этом разубеждать. если честно, мне совершенно было без разницы, в каком мире жить, главное, чтобы рядом с ним. главное, чтоб его рука по ночам нащупывала мою и крепко сжимала, в знак понимания, в знак раздирающей на куски близости. я тонула в его глазах, и я шла за ним подобно слепому котенку. и декорации совсем не имели значения. мне до такой степени было все равно, кто же там, на пьедестале, любители грязнокровок или же темный лорд. мне было все равно как жить, главное что с ним. кажется, это было замешательство, моя самая большая ошибка, но я позволила себе, будучи маленькой семнадцатилетней девчонкой, любить словно в последний раз. я позволила себе вложить в эти чувства все то, самое хорошее, что успели в меня вложить родители. я, не задумываясь, отдала бы свою жизнь, я бы поддержала его во всех начинаниях, какими бы глупыми не были, я бы… да вот только это бы.

драко малфой, это имя до сих пор, растекается странной приятной болью по моим венам, я поджимаю губы и отвожу взгляд. спустя двадцать лет, я так и не смогла научиться смотреть безразлично ему в глаза, когда под  руку с ним шла его жена. его. жена. драко малфой, я до сих пор словно шальная, стараюсь верить, что он меня любит, пусть и не больше долга перед своим отцом, но все же любит. он так и не смог сказать мне тех слов, которые я ждала уже с курса пятого. он так и не смог предложить стать его женой, но в тот день, после того, как драко и астория, на всеуслышание, объявили о свое помолвке, а я закрылась в своей комнате, посреди ночи, мой мнимый покой побеспокоил он. виновник моих истерик, слез и немых обвинений. он не пытался оправдаться, он не пытался меня успокоить, он просто бережно укутывал в свои объятья и крепко держал за руку. он просто своими поцелуями собирал мои слезы и так заботливо откидывал прядь со лба. он просто смотрел так, что мне хотелось умереть, чтоб больше в этой жизни ничего не видеть. если бы это не был драко малфой, то я бы подумала, что он сам разбит, до такой степени он был хмурым и одновременно растерянным. до этого момента он ни разу не видел моих слез, до этого момента, он, наверное, не понимал силу моих чувств. до этого момента, с его губ не срывались эти слова, от которых в ту ночь мне стало еще больнее. « я люблю тебя, панси», то ли шепотом, то ли криком, но он выжег это предложение на тыльной стороне моего, и так всего в рубцах, сердца. кажется, если я сейчас закрою глаза, то в моей памяти очень легко возникнет его образ и эти слова, слетающие с его губ. спустя двадцать лет, я до сих пор ежусь как маленькая девчонка, от этих воспоминаний, хотя это было не единственным его признанием, оно как можно прочнее засело где-то в глубине моей души, и если бы мне когда-то пришлось вызывать патронуса, то не было бы сомнений, какое яркое мгновение, приходило бы мне на ум.

а потом ко мне пришел блейз забини. он стоял на пороге и неуверенно переминался с ноги на ногу, он путался в словах и старался быть как можно более хладнокровнее. он говорил что-то о чистоте крови, о громких фамилиях и об искренности его чувств, а мне же хотелось в свою очередь побыстрее избавиться от его присутствия и снова в одиночестве ненавидеть весь мир. он сказал те самые слова, которые я так ждала от другого. он пытался меня спасти из-за этой странной, возникшей из ниоткуда любви. он тоном, не требующем возражений, назвал меня своей невестой и назначил дату свадьбы, а я просто молчала и еле заметно кивала головой. у меня не было сил что-то возразить, у меня не было сил послать весь этот мир в след к темному лорду. у меня совершенно не было сил. и так не вовремя, в голове возникли слова моей матери, которая всегда пыталась в мою голову заложить мысль, что узами брака надо связывать себя с тем мужчиной, который любит тебя, а не которого любишь ты. любовь женщины - это ветер, а любовь мужчины, в свою очередь, - крепость, которая убережет тебя от всех ненастий. и я согласилась, и я начала привыкать к его голосу, к его объятьям и поцелуям. я начала заставлять себя, хоть чуточку, хоть самым маленьким осколком своего сердца любить этого мужчину.

дальше торжественные церемонии. бракосочетания астории и драко малфоев, на котором я пыталась не выблевать свое мнение о всем этом фарсе, и лишь теплая, успокаивающая ладонь блейза на моей талии не дала мне сойти с ума. он все прекрасно знал, он был умным парнем и понимал, кому посвящаются мои бессонные ночи и тоскливые взгляды. от этого становилось то ли легче, то ли еще более паршиво, осознавать, что любящий тебя без ума мужчина, прекрасно понимает, что ты в пылу своей юной горячности отдала сердце другому. я помню как в бреду, поздравляла асторию, ели сдерживая себя от желания, крепко сжать в своих руках ее худую шею, намотать ее светлые кудри на пальцы и резко дернуть. хоть как-то стереть ее счастливое выражение с лица. я помню, как я пыталась отогнать мысли, которые коварно поставляли в голову картинки, где на месте астории была я. я помню, как говорила что-то банальное драко и изо всех сил пыталась не смотреть ему в глаза. я помню как следующую ночь, я провела в объятьях своей матери, которая вливала в меня успокаивающие зелья и на чем свет стоит ругала белобрысого слизеринца. после этого я дала себе слово, что больше не буду плакать, что уже пора остепенится, отойти от малфоя и внести в свою жизнь хоть какие-то краски кроме черных. через неделю состоялась наша свадьба с блейзом, я даже чуточку была счастлива, правда. забини был отличным женихом и после замечательным учтивым мужем. его любви хватало для нас двоих с головой. чета малфоев отсутствовала на нашем торжестве, теперь я уже даже и не вспомню какую же причину они нашли для этого, вернее нашел он. показатель его слабости был виден невооруженным глазом, и это грело меня. значит, ему не все равно, значит, ему больно, возможно, почти так же как и мне. значит, наша любовь все еще дышит. .
а после все пошло своим чередом, мирная жизнь, со своими проблемами, визитами, и, кажется, мне даже стало легче дышать. все же блейз был прекрасным мужем, и мне даже было стыдно, что я не могла полноценно отплатить своей любовью. я почти стёрла то имя, которое было выжжено на коже, я почти полностью окунулась в степенную жизнь замужней женщины, если бы не эти редкие приемы четы малфоев у нас в поместье. напряжение стояло в воздухе, и, кажется, его не чувствовала только астория. взгляды драко резали меня хуже всякого лезвия, и я очень часто покидала гостиную, ссылаясь на легкое недомогание.  а после, проводив гостей, в спальню приходил блейз. он бережно обнимал меня за плечи и тяжело дышал в шею. я понимала, что этими резкими порывами делаю ему больно, он понимал, что мне еще больнее чем ему, и мы питались этой болью. мы сочувствовали друг другу и чувствовали вину. мы были безумно близки, и я сумела полюбить этого степенного, уверенного мужчину. пусть совершенно не так как драко, но все же, я бы многое отдала за его счастье.

через девять месяцев на свет появился фредерик, наш первенец. радости блейза не было предела, и я так же пыталась разделять его  неуемное счастье как могла, но во мне еще не проснулись полностью материнские инстинкты, и этот кричащий сверток очень часто вызывал у меня раздражение, вместо всепоглощающей любви. когда фредерику исполнилось три месяца, блэйз устроил грандиозный прием в честь своего сына, я же, посидев несколько часов вместе с гостям, предпочла удалиться в свою спальню, всеобщего ликования я не могла разделять, так как то и дело, меня обжигал тяжелый взгляд малфоя, который появился на приеме без своей супруги, и теперь ему никто не мешал, буравить меня своими серыми глазами. несколько минут и вот я уже нахожусь в своей личной спальне, блейз никогда не принуждал меня, без желания делить с ним ложе, и именно поэтому, в замке присутствовала моя личная спальня, в которой никто и никогда меня не беспокоил, и я спокойно могла предаться своим мыслям. прошел час или может больше, но  в гостиной  стало тихо, и я поняла, что блейз все же воплотил в жизнь свою идею, продолжить празднование на берегу близ лежавшей реки, я долго пыталась отговорить его от этой довольно бредовой мысли, но видимо изрядная порция алкоголя все же взяла верх. я решила спуститься вниз, и осмотреть все ли убрал наш домовой эльф, как дверь спальни сама распахнулась, и мой покой нарушил никто иной, как драко малфой. предательски защемило в груди от его взгляда, эта неуемная тоска перемешанная со злостью. я помню, как он называл меня по фамилии моего мужа, как сыпал упреками, как я пыталась прогнать его со своей спальни и едва ли сдерживалась, чтоб не разрыдаться. я помню, как с его губ в пылу ярости опять сорвалась та фраза, от которой у меня подкосились ноги, и я рухнула на кровать. я помню его горячие поцелуи на своем теле, мои соленые щеки от слез, и тот жар, что исходил  от нас обоих. я помню, как в той ночи перемешалось отчаяние, боль и неуемная страсть. я помню, как на утро, мне было трудно смотреть в глаза блейзу, но все же я нашла в себе силы. как мне было тяжело дышать полной грудью и как страшно было представить, что это все в последний раз. я помню, как я пришла к своей матери умоляя ее, чтоб она произнесла «обливэйт», а та словно повторяя прошлый опыт, снова отпаивала меня успокаивающими зельями.  только вот уже про белобрысого слизеринца не говорила ни слова.

я помню, как ко мне пришло осознание, что я снова беременна, и я не знала куда себя деть от страшной догадки, от кого мог быть этот ребенок, и мое первое желание послать письмо малфою. но разум взял верх, если бы малфой удостоверился, что я ношу под сердцем его ребенка, то ему на свет не пришлось бы появиться. как же, драко трясется за свою репутацию, и если даже он любит меня, ее он любит больше. я благодарила мерлина по ночами за то, что он сжалился надо мной и преподнес частичку малфоя. я была уверена, что это будет самый красивый мальчик на свете, с его серыми глубокими глазами и светлыми волосами. я не сомневалась в том, что блэйзу даже на ум не придет, что он воспитывает сына малфоя, он безоговорочно верил мне, и пусть моя совесть, подобно гремучей змее, временами меня жалила, я все же научилась жить с ней в согласии. чему быть, того не миновать, а врать я умею мастерски.

пришло время, и на свет вопреки всем моим ожиданиям появилась белокурая девочка, с его глазами. блэйз появление белобрысого чада, в чете темноволосых забини, объяснил тем, что мой отец и его мать были блондинами, и все это гены. никаких подозрений не было вызвано, и лишь теплая ладонь матери и ее горькие слезы, которые все списали на слезы радости, над кроваткой фриды, были напоминанием моей огромной ошибки, которую я уже безумно любила. играя с судьбой, я настояла, чтоб крестным отцом фриды был малфой, то ли я в тайне надеялась, что он все поймет, то ли я хотела, чтоб девочка все же как можно более часто видела своего настоящего отца, но в этом я была непреклонна, и под конец блэйз все же сдался и уступил мне. Драко, у которого, в свою очередь, родился наследник, почти в тоже самое время что фрида, был наполнен отеческими эмоциями, и возможно, это была одна из причин, почему он полюбил фриду. я это видела. я это чувствовала, как горели его глаза, когда он играл с малышкой. как приходя к нам в гости, она к нему бежала и кидалась на шею. и я бы наверное все списала, на ее очарование, если бы не понимала, что между ними кровные узы, которые ярко дают о себе знать.

глава вторая
фредерик забини
« в твоих глазах, так часто гостила пустота, что мне становилось страшно. ты во всем напоминала мне мать, поэтому я не мог полноценно тебя любить. ты была совершенно другой, но в то же время безумно близкой, именно поэтому я люблю тебя так отчаянно»
_______________________

с рождение я впитал всепоглощающую любовь отца и холодное безразличие матери, я чувствовал, что в ее неловких ласках брали верх не настоящие материнские чувства, а странный долг. это так комично и в то же время печально, но я смирился. на это потребовалось много времени и бессонных ночей, но я все же принял это как должное, да и твоя, сестринская любовь, пусть и своеобразная, практически полностью восполняла эту утрату. кажется, мне суждено было с первых дней оказаться полностью в твоей власти, проживать ту жизнь, которую хотела ты, а не я. хотя в прочем, это все имеет свой смысл, я позволял с самого детства и позволяю до сих пор управлять собой. ты единственный человек кроме отца, который имеет надо мной власть, ты единственный человек после матери, которого я так ненавижу и одновременно безудержно люблю.

-фредерик, знаешь, тебе совершенно не идет быть таким хмурым, –белобрысая девочка аккуратно провела теплой ладонью по щекам, щелкнула по носу и засмеялась.
-фрида, да отвали ты уже, в конце концов от меня! сколько можно говорить, мне надоело прикрывать твои проказы, и нынче ты ответишь сама за свои проступки – я прекрасно понимал, что я в очередной раз перед отцом опущу глаза в пол и признаюсь, что именно я, по неосторожности или же из глупого детского интереса, перекрасил мамину любимую кошку в розовый цвет. я не умею отказывать ей. кажется, никто не умеет.
-фу, и ты еще говоришь что любишь меня, брат называется – она даже не собиралась плакать, а просто скорчила обиженную гримасу. –родители спустят с легкостью тебе эту оплошность, ты же мальчик, тебе можно и нужно быть вредным и несносным. а я должна быть правильной, утонченной. вот как тебе не стыдно, подставлять свою сестру.
-фрида, я тебя ненавижу, мелкая манипуляторша. –это означает, что я сдался. в очередной раз. и далеко не в последний.

сколько себя помню, я ни разу не позволил повысить на тебя голос. я всегда подставлял под удар свою задницу, чтоб прикрыть твою, сам не понимая зачем это делаю, просто твое обиженное лицо, или не дай бог слезы, были намного более страшным наказанием, чем родительские укоризненные взгляды. ты умела добиваться, чего хочешь с самого детства, и не важно, кто это был: мать, отец, нянечка, или же я. ты делала то, что хочешь, совершенно не задумываясь о последствиях, полностью уверенная, что выйдешь сухой из воды, и черт знает, откуда в тебе это. маленькая капризная девчонка, очаровывающая своими огромными серыми глазами всех окружающих. я прекрасно знал все твои ужимки и улыбки, на этих светских вечерах. ты была самое настоящее улыбающееся чудо, с аристократическими манерами, и это в свои-то семь лет. никто и не мог подумать, что буквально за пол часа до этого, ты устраивала в своей комнате истерики матери, крича как тебе осточертело сидеть за столом подобно кукле и улыбаться всем этим скучным дяденькам и тетенькам.

-фред, пообещай, что ты всегда будешь со мной рядом. –твой дрожащий голос и блестящие от слез глаза, отражающиеся в лунном свете. очередной кошмар, и ты так бесцеремонно-привычно, вторгаешься в мою спальню, окунаешься под теплое одеяло и позволяешь себе плакать. громко, навзрыд. таких твоих слез, наверное, даже не видели отец с матерью. такую тебя, беззащитную, маленькую, испуганную - я люблю больше жизни.

-фрида, только если ты наконец-то избавишься от привычки врываться по ночам в мою спальню. – я не умею говорить честно, да и с тобой так нельзя. ты чувствуешь чужую слабость за версту и пользуешься ей, ты не умеешь лояльно относится к таким естественным порывам людей. ты используешь все, что только видишь, хотя тебе еще и одиннадцати-то нет. я в очередной раз задаюсь вопросом, в кого же это? я очередной раз проглатываю этот вопрос, целую тебя в лоб и засыпаю.

маленький эгоистичный комок нервов должен был вырасти утонченной леди. ты это сама прекрасно понимала, поэтому старалась не ударить в грязь лицом. твои гневные выпады видели только самые близкие, а именно я, мать с отцом, и твой крестный. последний, кажется, больше всех разбаловал тебя. с самого раннего детства ты сидела у него на руках, лучилась улыбкой и рассказывала о самых сокровенных тайнах. ты могла устроить истерику при нем, совершенно не чувствуя себя виноватой, «тыкать» и разговаривать на равных. я никогда не понимал лорда малфоя, который все это тебе легко спускал и смотрел словно сквозь розовую  призму на эти капризы, умиляясь и смеясь над совершенно бестактными выпадами. но честно признаться, я всегда любовался вашим союзом, настолько трепетные отношения, кажется, совершенно друг другу чужих людей. он заваливал тебя подарками, забирал на выходные в замок и окружал такой теплотой и заботой, которой кажется не всегда удостаивал своего сына. мама всегда рассказывала, что лорд малфой, хотел себе дочку, но судьба послала им с тетей асторией сына, и поэтому он полюбил тебя фрида, как собственную. временами мне это казалось неправильным, но смотря на твое счастливое лицо, я забывал обо всех своих мыслях, а ты в очередной раз после недельного визита в малфой-мэнор забрасывала меня своими впечатлениями. мне было спокойно и уютно, в такие моменты ты больше всего походила на обычного ребенка.

я всегда боялся потерять тебя, и поэтому когда пришло время, уезжать в хогвартс, я пообещал, что буду каждую неделю заваливатьть тебя письмами. ты слезно просила, как можно чаще стараться выбираться домой и проплакала всю ночь у меня в комнате, держа крепко за руку. я, честно, сам еле сдерживал слезы, в моей душе гостило беспокойство, ты с каждым годом становилась все взрослей и менялась, кажется, не по дням а по часам, я так боялся упустить что-то важное, я так боялся, что когда приеду через год, увижу совсем другого человека, но я не мог подать виду, я не мог заставить тебя еще больше беспокоиться, поэтому все переводил в шутку. сейчас, оборачиваясь на все это, мне становится странно, как такие кажется уже довольно взрослые эмоции могли испытывать дети, но тут же я прихожу к выводу, что мы не умели быть детьми, все эти светские рауты, «должен/должна», впаяли в нас слишком рано, и пусть теперь не удивляются, что из прежних ангелочков, вырастают довольно эгоистичные и лицемерные люди.

год прошел, и кажется ничего не изменилось, только вот в твоем голосе появились властные нотки, только вот в твоих глазах начал часто гостить недобрый огонек, только вот ты стала еще более властной и требовательной. капризы это или же формирования характера, меня тогда мало беспокоило, самое главное, что ты все также была привязана ко мне и эту своеобразную теплоту не растеряла. все лето мы вместе готовились к твоему первому году в хогвартсе, придумывали мелкие проказы и мечтали о чем-то несбыточном. ты волновалась, я видел, как ты отводила взгляд и как тряслись твои руки в «хогвартс-экспресс». ты боялась быть непризнанной, ты боялась новых знакомств, ты боялась, что не сможешь остаться той, кем являешься, и это было все зря. только твоей головы коснулась шляпа, как большой зал огласил громкий крик «слизерин». тут не существовало другого варианта.

на своем первом курсе ты училась жить среди других людей, заглушать свои хочу и прислушиваться к чужому мнению. быть на змеином факультете проще, пусть все остальные говорят иначе, тут очень редко можно ожидать подстав, пусть мы недолюбливаем другие факультеты, но свой мы очень трепетно оберегаем. помощь, совет или же просто способ убить время очень легко найти, зайдя в факультетскую гостиную. нам и так трудно приходится в хогвартсе, среди остальных, именно поэтому мы безраздельно ценим связь между собой. окружающие постепенно привыкли к твоим капризам, а ты научилась их контролировать, кажется, ничего особенного, и я перестал волноваться за тебя. обычная слизеринка, обычная первокурсница, без масштабных проблем. учебе ты не пыталась отдать всю себя, но и того, что ты делала, хватало, чтоб не затесаться на дальних рядах. твоя любовь к чтению очень сильно помогала и не давала полностью распуститься.
со временем я начал замечать, как в твоем характере берет вверх рассудительность. ты не заводила ненужных знакомств и не пыталась быть хорошей для тех, кто тебе был за ненадобностью. ты прославилась своим довольно жестким и резким характером, в тоже время подкупая умением очаровать практически любого. ты была прямой в тех ситуациях, где это было на руку, и совершенно не краснея лукавила, когда это было нужно. я не обладал той же изворотливостью, что и ты, но, если честно, я в тайне восхищался этой чертой. даже твои ненавистники, которых было не мало, признавали твою способность находить общий язык с любым человеком. и так же ты совсем не обделяла себя в развлечениях, немного распущенная, любящая шумные компании, флирт и алкоголь, ты умела преподносить себя и всем этим не оставлять грязных пятен на своей репутации.

ты любишь быть в центре внимания и не терпишь, когда это самое внимание переключается на кого-то другого, эта капризная девочка, которая была в шесть лет, живет в тебе до сих пор, пустив корни глубоко внутрь. ты умеешь быть преданной, но в рамках разумного, и никогда не будешь спасать мнимых друзей, подставляя свою пятую точку под удар. ты вообще, если честно, не очень-то и веришь в этих самых друзей, лишь родные, лишь пара человек, проверенных временем.

последнее время мне кажется, что я что-то упустил из виду, что-то важное прошмыгнуло мимо моего взгляда, оставив пустоту. в твоих движениях все чаще скользит холод, а в словах железо. ты все реже, приходишь ко мне без повода и делишься какими-то впечатлениями. кажется, даже избегаешь. ты все больше напоминаешь мать, с пустым взглядом и приклеенной биркой на лоб «должна/нужно». я боюсь этого, я не хочу видеть в тебе аристократку, которой чуждо теплое и светлое. я не хочу видеть в тебе копию матери. даже скорпиус, твой близкий друг, не может найти ответа, его ты избегаешь еще сильнее чем меня, и это страшно.
черт побери, мне иногда хочется взять тебя за плечи и хорошенько встряхнуть, мне страшно, жутко от этой безудержной пустоты, от этих сухих фраз и грубых шуток. фрида, очнись, мать твою. когда ты стала ходячим мертвецом, совершенно не живой, чересчур хладнокровной и безразличной. жалкое подобие матери. даже моим нервам приходит конец, когда я вижу дно бутылки, после очередного разговора с тобой. мне страшно и противно. мне жутко и дико. мне невозможно одиноко. вернись. прошу тебя.

я наверное никогда не смогу полюбить – твой голос дрожит, как пять лет назад, когда ты прибегала ко мне ночью со слезами, напуганная кошмарами. фред, это же правда безумно страшно, быть отверженной, непонятой или попасть под странное стечение обстоятельств, а потом всю жизнь мучиться. от тебя несет алкоголем, и эта странная пьяная исповедь, кажется, очень много значит для тебя, но я снова, что-то упускаю. и еще фред – ты зарываешься лицом в мою грудь, и кажется, плачешь, а я лишь продолжаю неуклюже гладить тебя по голове, нашептывая что-то невнятное и впуская под одеяло ночную прохладу –не верь никому,  даже мне. все люди врут. абсолютно

глава третья
фрида забини
« это огромная роскошь и не менее огромная слабость позволить себе любить постороннего человека. это огромная радость не встречаться с враньем и предательством и продолжать верить людям. это огромное счастье, которое мне чуждо»
________________________________________
раз
как учиться заново жить? как можно заново родиться в пятнадцать лет, обратно залезть в свой кокон и смотреть на мир совершенно другими глазами. каково это, узнать, что твой отец не отец тебе вовсе, а того человека, которого ты любила подобно отцу, твой настоящий, биологический. какого смотреть в глаза матери и понимать ее боль. осознавать ее страдания, как на протяжении всех этих лет она скрывала ото всех правду, настоящее, что нельзя было произнести вслух. смотреть в чужие/родные серые глаза и находить в них свои. заставлять себя дышать, чтобы просто не рухнуть на пол и не зайтись в приступе бешеного отчаяния. фрида малфой, в эти знаменательные рождественские каникулы, тебе открылась страшная тайна, впрочем именно в этот день она открылась и твоему отцу, возможно после этого у тебя пропадет привычка подслушивать чужие разговоры за полузакрытой дверью. его гнев, смешанный с болью и отчаянием передается тебе, ты открываешь дверь и просто рассматриваешь этих двух людей, словно увидела их в первый раз. тебе хочется кричать, плакать, истерить, бить посуду, но ты лишь стеклянными глазами рассматриваешь мать и своего крестного-биологического отца. эту боль не преодолеть, об этом не рассказать и не спеть, это не вылить случайному прохожему или даже самому близкому, это только хранить за семью замками и как-то стараться научиться с этим жить.

два
ты учишься заново дышать. до тебя словно записями, с другого мира, доносятся их голоса. ты не можешь различить их, ты не можешь распознать знакомые звуки, ты лишь беззвучно рыдаешь, кажется, отмираешь, и каждая клеточка твоей души протестует против этой истины. ты хватаешься за родные руки и ищешь в них спасение, он так же как и ты ошарашен, взбешен и наполнен болью. он так же как и ты сейчас до конца не может осознать, что же случилось и пытается найти спасение в окружающей безразличной обстановке. мать в свою очередь продолжает что-то рассказывать, озвучивает прописные истины, стараясь донести до тебя, как дорого будет стоить, если тайна выйдет за пределы комнаты. ты смотришь на нее словно на сумасшедшую, не отпуская руки отца, и все так же стараешься прийти в себя. ты понимаешь, что больше никогда не сможешь верить людям.

три
ты раскладываешь в своей голове все по полочкам. в твоей руке бокал вина, вокруг тебя привычное убранство библиотеки забини, и заплаканная мать в кресле. ты только что пережила всю ее боль, пропустила через себя любовь, которой не должно было быть, возненавидела своего родного отца и поняла, что по-настоящему никогда не сможешь его презирать. ты наконец-то складываешь два и два,  получаешь четыре. ты понимаешь, почему так комфортно всегда было в его руках, приятно рассказывать какие-то истории и делиться страшными тайнами. почему он первый узнавал о твоих переживаниях, и ты так всегда рвалась в малфой-мэнор. почему ты его так безропотно любила, почему в его глазах теплый огонек помогал пережить самые тяжелые ситуации. почему под крышей его дома было так спокойно. почему было так естественно слышать его голос и так неприятно ощущать присутствие тети астории, от которой всегда чувствовалась неприязнь. непринятие. к сожалению, ты теперь не можешь понять, что делать дальше, единственное, твою голову пронизывает мысль, что любовь - это самое страшное, что может быть на земле, и ты никогда не позволишь этому чувству коснуться тебя.

четыре
я мастерски меняю маски и растворяюсь в пустоте дней. я не умею врать близким, и поэтому просто их избегаю, мне трудно переносить присутствие скорпиуса и понимать, что он мой брат, мой самый лучший друг, в которого в своих закоулках памяти я даже, возможно, была влюблена. я не могу дольше десяти минут быть рядом с фредом, осознавая, какую тайну мне приходится носить в себе, понимая, насколько все трудно и тяжело. я пытаюсь не покидать хогвартса и попросту избегать отца, отца блейза. мне больно, мне страшно, я не знаю, как теперь относится ко всему происходящему. мне никто не может в этом помочь. я не хочу поднимать эту тему с матерью, я не могу еще понять свое отношение к этому ее поступку, но я точно знаю, что рядом с ней в моей душе снова поселится это щемящие чувство липкой жалости.  этот безумный, отчаянный страх перед любовью и немое осуждение, лорда малфоя, который так глупо, хотя возможно абсолютно правильно поставил приоритеты. я как умирающий от жажды, жду глотка воды-встречи со своим родным отцом, но я опять же боюсь. боюсь увидеть в его глазах отвращение, и поэтому на все приглашения скорпиуса погостить у них этим летом, я отвечаю резким отказом. я убеждаю мать, что провести лето мне будет лучше во франции, у бабушки, которая, оказывается, тоже в курсе всего, и нахожу в этой поездке свое спасение, цепляясь как утопающий за спасательный круг.

пять.
я принимаю спокойно известие о своей скорой помолвке с неким уоррингтоном, я не хочу спорить с блейзом, да и в принципе возможно это самый лучший выход. брак по расчету, брак , который тебе выбрали родители. но это не мешает мне ненавидеть, со всей полнотой, этого гриффиндорца эрика. я не хочу никого подпускать к себе, слышишь? я бью в него резкими фразами и лишь успеваю удивляться, как отрекошечивает их обратно, я пытаюсь видеть в нем лишь плохое, но почему-то в мою дурную голову просачиваются странные мысли, что все довольно не так уж и худо. но страх пересиливает, страх немым грузом следует за мной по пятам, заставляя все сильнее отпугивать от себя, этого странного, улыбающегося юнца. моя душа, стоит на паперти в грязных ошметках и просит подаяния, прячась ото всех людей, словно запуганный, раненный зверь. мое сердце уже начало гнить, пытаясь хоть так найти себе оборону от всей окружающей боли.  фрида забини, становится, чем-то похожим на безразличное, эгоистичное существо. эрик, тебе не по адресу. слышишь? лучше свое пылающее сердце вложи в грудь какой-нибудь юной, чувствительной старлетки. мы по разные стороны баррикад, ты рыцарь в светлых доспехах. не важно, но я слизеринка. настоящая. я не сдамся, я не неприступная крепость и даже не принцесса, которую надо спасти от дракона, я и есть тот самый дракон. мне с каждым днем все труднее игнорировать твои фразы, мне с каждым часом все легче улыбаться твоим взглядам, мне с каждой секундой все страшнее и ненавистнее твое общество. ты ставишь меня под удар. и именно по этому я начинаю в полной мере свою разгульную жизнь, я пахну чужими руками и алкоголем, я рассказываю тебе о страстных прикосновениях других, добавляя, что мне пока можно, что я еще не твоя жена. я закатываю пьяные истерики, шипя как ненавижу тебя и все эти странные браки по расчету. я делаю тебе больно, я выпиваю тебя по капле, но тебе словно все равно. странный упертый гриффиндорец с улыбкой бога. кажется на данном этапе я нашла свой смысл жизни - делать тебе все на зло. кажется, я еще сама не осознаю, как становится это привычно, и что без этого уже трудно представить мой день. кажется, я сама не понимаю, что все же дракона затащили в странную пучину.